Многие ученики не любили такой предмет в школе, как рисование. А что там делать? Только если разговаривать или ничего не делать. Но в этой школе рисование преподавала весьма странная женщина. Мало того, что у нее неординарная внешность, так она ещё и заставляет относиться к этому предмету со всей серьезностью. Не смотря на то, что рисование – это самое пустяковое дело, триместровые оценки отличникам она портила только так. Поэтому каждый придумывал отмазки, если не хотел идти на этот урок: кто-то не умел рисовать, кто-то не любил это дело, а кому-то и вовсе был этот предмет не нужен. Однако большая часть учеников ходили на данный урок, наблюдать за движениями руки преподавателя и слушать ее бурные рассказы. Почему ее считали странной, никто не знал. Возможно длинные, красные волосы, а может слишком радостный характер. Как у ее сына.
Она была довольно общительным человеком, каждому уделяла внимание, но вот сорок минут урока не позволяли ей долго задерживаться на каждом человеке. Но Кушина знала почти каждого в лицо, видела у каждого свою заинтересованность. Ей нравилось вести урок и понимать, что труды идут на пользу остальным. И вот, очередной класс, в неполном составе, что-то черкал на бумаге и едва слушал преподавателя. А причина просто – последний урок.
- Тем самым, блики придают объем и естественность вашим работам, - она нарисовала на доске яблоко цветными мелками, но выходило неплохо, словно на бумаге, хотя делала это быстро. - Но не стоит, и пренебрегать ими, иначе вы испортите всю свою работу.
Кушина была тем человеком, которому внимание аудитории было нужно, чтобы чувствовать себя в своей тарелке. Она ненавидела, когда ученики отвлекались на ненужные дела, а она была строга в этом вопросе. Практику не любил никто. Поэтому она могла прервать свой диалог и сказать, чтобы все преступали к рисованию, применению слов на деле. Были, конечно, и те, кто слушал и вникал в дело сразу и всегда. Такое внимание льстило, но и немного настораживало, заставляло себя ощущать как-то неуютно. Пусть она и любила это внимание, но излишек вреден. Золотой середины добивались не все. Однако это удалось одному – Неджи. Но этот подросток настораживал ее своим поведением. Нет, Хьюга был хорошим человеком, порядочным и добрым. Он умел слушать и впитывал информацию, как губка. Это было видно на работах, они хоть и не были совершенствами, но она видела его старания. Вот только сколько раз Кушина не замечала, то все время видела, что Хьюга садится отдельно ото всех, мало общается с другими учениками, и только с ней он многословен. Почему Узумаки заострила на нем внимание, она сама и не знала, но так как собственноручно дарила каждому улыбку, такое поведение ей было непонятно.
Прозвенел долгожданный звонок и ученики стали собираться. Весело сгребая в сумки вещи, они быстро покидали помещение, прощаясь с женщиной.
- Спасибо за урок, дети. До свидания, – женщина улыбнулась и стала только кивать, когда с ней прощались.
Немного волнуясь, Узумаки сжала и разжала кулак. Сложив несколько работ в стопку, преподаватель вздохнула и быстрым движением преодолела существующее расстояние между ней и Неджи. Кушина подошла к одной из парт, где собирался ученик, и присела на стул. Она посмотрела на удивленный взгляд Неджи, и в ответ улыбнулась, немного нервничая. Не хотелось ей пугать его, потому что психологом не являлась, а персональное внимание учителя после урока наверни-ка пугало его.
- Мне нужно с тобой поговорить, Неджи. Останься, тебанэ, – она положила руку на его и улыбнувшись, посмотрела в интересного цвета глаза.

Педагогика – это не только поучение своему предмету остальных, но и передача эмоций и части жизни детям, которые становятся, как родные. Кушина ведь в детстве не мечтал быть учителем или художником, это не было ее целью. Но позже скрытый талант к воспроизведению изображений на бумаге стал отчетливо проявляться и только тогда она поняла, что стать кем-то другим ей уже удастся. Натолкнул учитель по рисованию, сказав, что «искусство понимают не все, а лишь единицы горазды, внести туда свой вклад».
Разговаривать с детьми было тяжело – каждый пытался отстаивать свою точку зрения и Кушина их понимала. Она сама через это проходила. Найти к каждому подход, уловить их за руку и направить в нужном направлении, все это красочно говорилось в книгах, как и описывалось. Зацепившись за Неджи, она хотела попытаться понять причины такого отчуждения, может даже ненависти. В нем было что-то таке особенное, что затронуло душу Узумаки, дать ему немного свободы. Пусть не в этом классе, не в этой школе, но может ему станет легче воспринимать сверстников, потому что взрослые порой не интересуются разговорами и интерасами подростков.
Кушина вздохнула и откинула прядь волос назад. Начать разговор по душам было нелегко. Это не с сыном, говорить, который каждый раз отшучивается на сказанные фразы. Она не хотела портить с ним уложившиеся отношения, терять доверие, которое у них было. Это ведь важная основа между учителем и учеником, которая помогает преодолевать трудности последнему. И сказав одно неверное слово, Кушина разрушила бы все, что только было в стереотипах Неджи. То, что он выдернул руку, оно и было понятно – волнение и предчувствие какого-то серьезного разговора не внушали ничего хорошего. Но и кто она ему, мама что ли?
- Я сделал что -то не так?
- Нет-нет, что ты, тебанэ! – женщина глупо улыбнулась. - Я хотела бы поговорить с тобой. О тебе.
Иногда Кушина ненавидела свой характер. Слишком он не характерен женщине, которой скоро стукнет за сорок. В ней словно жил ребенок, все тот же наивный, десятилетний ребенок, пытавшийся сделать все, не как надо. Из-за характера она попадала в разные нелепые ситуации, будь то в семье или на работе, в магазине или на улице. И постоянно приходилось краснеть, сливаться с цветом своих странных волос. Минато говорил, что чем-то характер напоминает мальчишеский. Такой же задиристый и неугомонный, но вот только лишняя стеснительность все-таки перевесила все это, и, наверное, поэтому она стала женщиной.
Сидя перед Неджи, Кушина ощущала себя школьницей. Она так ему отвела, как будто была его подругой с соседней улицы, которая хотела посплетничать с ним о подружках. Это вызвало некоторую неловкость между ними, как показалось художнице. Но раз первый шаг сделан, то надо бы и продолжить. Серьезный вид она сделать не смогла, её основательно надо разозлить, чтобы Узумаки перестала воспринимать все с улыбкой. Вновь улыбнувшись, Кушина снова заправила ту же прядь за ухо и собралась с духом начать разговор. А то задерживает ведь еще человека.
- Я знаю, что это не мое дело, и ты вправе сейчас уйти, не дослушав меня, но меня настораживает твое отношение с одноклассниками, – придав серьезности своему голосу, начала Кушина.- Ты очень хороший человек, я знаю это. Но что за барьер между тобой и окружающим миром? Почему ты отстраняешься ото всех, словно они твои враги?